Поймать дрожь

Еще в сопливом детстве одна опытная подруга поделилась со мной, что для нее самый кайф в сексе - не собственный оргазм, а оргазм партнера. "Поймать дрожь", - говорила она. Поймать дрожь - это круто. Ей тогда было четырнадцать, у нее был один-единственный парень, и ей нравилось ловить его дрожь.
Сама я познала радость секса много позже. Причем познала с девушкой, посему все полученные мной от подруг советы и откровения оказались бессмысленны. Кроме того единственного. Не знаю, как подобрать слово - кайф, удовольствие? Пусть удовольствие. Граничащее с садизмом, потому что, предчувствуя, ловя еще редкие подрагивания, резкие движения, я всегда замедляюсь. И дразню - глажу по напряженному животу, щекочу коленки. Сжимаю тонкую длинную шею, оставляя на коже влажные следы.
У каждой девочки есть своя кнопочка, как любила говорить еще одна моя мудрая подруга. И не всегда эта кнопочка находится между ног - добавлю я. У моей девочки кнопочка на шее, под левым ухом, рядом с родинкой. Легко найти, трудно правильно нажать. Гладить, целовать, слегка царапать - это бесполезно. Нужно накрыть ладонью, сжимая шею, и давить, давить. Не душить, но почти.
Под кожей бьется. Быстро, словно - как банально - пытаясь вырваться. Под кожей хрипит. Неровно, будто - как страшно - не хватает воздуха.
Она смотрит мне в глаза, беззвучно приоткрывает рот. В такие моменты я люблю ее особенно сильно - она дрожит, сжимает мою руку между бедер, она такая беспомощная. Мокро и горячо.
Пальцами - не надо три, больно, пожалуйста... - давлю внутри, почти больно, на грани с "х-хорошо..." Царапаю плотно сжатые бедра - мешает. Кусаю пересохшие губы и ловлю с дрожью свое имя, ловлю судорожное "х-хватит".
Я теряю момент, когда под ладонью перестает хрипеть, сыпаться сухим песком воздух, когда пульс замедляется. Глаза мутнеют, и дрожь - эта дрожь подхватывает, пронизывает меня. Волной.
Отпускаю ее шею, чтобы хищно вгрызться в себя, мокрую и дрожащую. Хо-ро-шо.
Меня не пугает кашель, не заставляет остановиться плач. Это звериное - садистское и правильное.
На ее шее красные следы. Они похожи на ожог, крыло бабочки или позорное клеймо.
Хорошо.

@темы: фем/юри, ориджинал, NC

---

Патрик

img
Отмечать начали задолго. То есть вот как полночь - сразу. А к трем Скотти был уже никакущий, обнимал бутылку с пивом и агукал.
Спайди было, в общем-то, похрен на Скотти, он собирался уйти почти сразу после начала веселья - но Джи все подливал, подливал белобрысой выскочке, а малой сидел рядом и смеялся. Народ гудел, пахло зеленым и пивом.
- Да хватит уже, - Спайди вякнул это беззлобно, но малой пискнул. Джи отставил бутылку.
- А че? - Джи было смешно, потому что. Да просто так.
- Ниче. Хорош его поить. Обоссытся.
Скотти протестующе замычал. Джи заржал и хлопнул Спайди по плечу.
- Не хошь с ним возиться?
- Иди ты.
Все потом ушли, Скотти лежал и обнимал потеплевшую бутылку. Спайди зачем-то нарыл каких-то пеленок и выставил тазик.
- Бля, романтик.
- Мгм, - это Скотти так согласился.

@темы: слэш/яой, UGLY, ориджинал, G

---

Абсентивный дух

img
Эта пижама вырубает мозг. Овцы, это так кажется, переползают с места на место и тихо блеют, а еще они обмениваются какими-то нарисованными сигналами. Как в комиксах.
Пижама с комиксом про овец. Или баранов? Хрен с ним.
Просто вот - зеленая пижама. С табуном баранов. А в пижаме - Скотти. Еще сонный и такой конопатый, будто в шторах россыпь прорех, сквозь которые солнце разукрашивает розовый нос.
Замечательный такой розовый нос. Хитрый нос с солнечными зайчиками.
И вяло пошевеливающиеся розовые уши. Они пошевеливаются, как крылья бухой бабочки.
Эта пижама - она неправильная. Она зеленая и с барашками, а на барашков смотришь и автоматически считаешь - раз овца, два овца. И засыпаешь...
- Не спи! Не спи, гад!
Спайдер мычит сонно и недовольно - овцы свое дело знают. А Скотти гудит в эту противную штуку и ржет, зеленый засранец.
- Будешь? - под нос лезет зеленая бутылка. Спайдеру небезосновательно кажется, что пил он вчера абсент. Бутылка пахнет хорошим таким скотчем, только уже выпитым.
- Ну и спи.
Зеленая пижама с овечками уползает из поля зрения, и Спайдер мгновенно просыпается. Отпускать абсентивного духа ему абсолютно не хочется.

@темы: слэш/яой, UGLY, ориджинал, G

---

Тварь

Этот образ жестокой твари рождается постепенно. Сначала в ролевых, проходя путь от второстепенного персонажа до главной героини, потом - в небольших рассказах, всегда слишком грязных, чтобы нравиться читателям.
"Зачем ты пишешь такую грязь?" - спрашивает половинка, верная и терпеливая.
"Я не думаю, когда пишу".
Это правда. Тварь всегда приходит сама.
Иногда она притворяется доброй, влюбленной в какую-нибудь милую простушку. Похожую на писателя. Потом тварь показывает коготки, скалится и больно бьет в самое сердце. Потому что опять грязь.
"Почему все опять так жестоко? Почему ты не пишешь правду?" - не выдерживает половинка, терпеливая, но слишком нежная, чтобы радоваться хоть и талантливо написанной, но все же грязи.
"Оно само".
Писатель не врет. Писатель старается написать нежно, как оно есть. Но тварь приходит и пачкает все кровью.
Она насилует, издевается, портит.
"Неужели это - внутри тебя?" - половинка на самом деле боится, на самом деле не понимает.
Эта тварь - отдельно. Внушает, вбивает в голову писателя, что не может быть любви без страсти, доверия без боли. Ведь она сама умеет любить только так.
"Завяжи мне глаза, завяжи мне руки".
"Нет. Я не хочу. Я хочу, чтобы было как раньше... Почему ты перестала быть нежной?" - у половинки на глазах слезы, голос дрожит.
А тварь усмехается.
Писатель старается сломать себя и свое детище. Вымучивает из себя сладкие сказки о ненастоящей любви. Жалуется.
"Но разве то, что ты пишешь постоянно, - настоящее?" - половинка устала плакать. Ей больно, и писателю тоже больно.
"Тварь - настоящая".
"Так убей ее".
Тварь не умирает. Корчится, кричит, но живет. Писатель теряется в этих воплях, в шуме, в лживой правде о жестокой любви.
"Ты меня любишь?" - спрашивает тварь. И писатель молчит. Потому что не знает.
Половинка чувствует, как натягиваются нити. Как звенит доверие, вот-вот грозя раскрошиться. Она завязывает руки, завязывает писателю глаза. Делает больно, хотя это жутко и противно.
Писатель понимает. Понимает, что тварь лгала. Что любовь - не в страсти. Что доверие - не в боли. Что можно любить за нежность и сказочность.
Но тварь не умирает.
Живет где-то глубоко внутри, не позволяя надеть розовые очки.
Пусть живет.

@темы: фем/юри, ориджинал, PG

---

Махаон

Ты живешь с ним. Под ним. В его постели.
Ты его жена. Ты не готовишь, не стираешь, ты бесплодна.
Когда ему захочется стать взрослым, он вдруг поймет, что ты ненамного лучше резиновой куклы.
Когда трахаешь резиновую куклу, у нее нелепо дергаются руки, как у трупа.
Наверное, ты ненамного лучше трупа.
У тебя даже нет мозгов, они сожжены белыми дорожками ментального пороха.
Ты нелепа, ты увеличенная в несколько раз Барби, у тебя пластиковая кожа и нарисованные глаза.
Каждый вечер ты смываешь свое лицо и ложишься пластиковой болванкой в его постель.
После секса.
Он не хочет заниматься с тобой сексом, когда ты не накрашена.
Ты нужна ему, как бывает нужна подростку страничка из порножурнала.
Ты такая же замусоленная и забрызганная.
Ты такая же неживая.
Смешная.
Кукла.

Он живет там, на сцене. У микрофона. С гитарой в руках. С толпой фанаток у ног.
Он звезда. Почти гений. Ему все можно.
Когда он уходит на охоту за белым кроликом, когда он уходит в трип, ты пишешь за ним каждое слово, которое он выплевывает.
Когда он бьет тебя, ты терпишь. Ты веришь, что он говорил совсем другое, что ты его неправильно поняла.
Наверное, ты на самом деле не поняла.
У него столько женщин, дырок для слива, что ты даже не ревнуешь.
Он гений, бог, он может себе позволить. Абсолютно все.
Каждый день ты стелешься перед ним, и он плюет тебе в глаза. Чтобы ты оставалась слепой.
После предательства.
Ты хочешь жить с ним, несмотря на. Этого "на" слишком много, чтобы оставаться живой.
Он пользует тебя каждый день.
Он ненавидит тебя.
Гений.
Бог.

Но.

Есть она.
Ломает.
Не тебя, а твою недожизнь.
Выдирает из объятий белого дыма.
Бьет не за глупость, а за глупость.
Плавит пластик.
Высвобождает бабочку из кокона.
Готова любить даже моль.
Заставляет любить себя.
И красит твои крылья.
В махаона.

@темы: фем/юри, ориджинал, R

---

Овечка Люси

Это как-то скучно, а еще всем плевать, что баба танцует с бабой. Люси слишком гибкая в моих руках, прогибается, прижимаясь выпуклым лобком. Сквозь два слоя ткани - моего серебристого платья и ее красного - это почти не чувствуется, но приятно.
У нее маленькие сиськи. Маленькие руки. Маленькие кудряшки - как у овечки - и это чертовски мило. А в маленькой сумочке маленькая статуэтка, которая стоит больших денег.
Я все это уже знаю.
- Почему такое имя?
- Я люблю сказки про Нарнию. Всю жизнь мечтала встретить этого чертова Льва, а он не пришел.
- Он как Санта. Приходит только к хорошим девочкам.
- Черт, - она смеется.
Кажется, когда-то я ей уже говорила про Санту. Приятно, что не только я узнала ее, но и она меня.
- Идем на балкон? - она игриво улыбается. - Здесь так душно...
На балконе тихо. И она сможет сбежать.
- Я даже не знаю, как выглядит эта дерьмовая статуэтка.
- Это маленький пенис.
- А? - тупая шутка, у Люси нет чувства юмора.
- Да я не шучу. Этот идиот коллекционирует пенисы. Маленькие позолоченные пенисы.
- Он из чистого золота.
- Туфта.
У нее в руках на самом деле позолоченная капелька, по форме напоминающая пенис. Размером с большой палец.
- Почему мне кажется, что он использовал его не по назначению? - я морщусь. Брать это в руки не хочется.
- А какое у этой штучки еще может быть назначение? - она белозубо смеется. - Попробуем?
- Оставь это себе.
Она прячет эту золотую хрень в сумочку и обнимает меня.
- Поцелуйчик на прощание? - а губы уже близко-близко, и хочется тупо улыбнуться. Скучала по ней.
- Обойдешься, - щипаю ее за задницу, она со смехом отскакивает. Так, щипками и шлепками, загоняю ее в дальний угол балкона-террасы, за огромный горшок с цветком. И там ей популярно объясняю, насколько сильно по ней соскучилась.
- Н-ну давай попробуем эту хрень? - она задыхается, цепляясь за мою руку, управляя ей. Я только что-то мычу, пачкая ее плечо помадой. Хорошо. Как же, черт побери, хорошо с этой заразой.
А золоченая капелька сквозь платье трется об меня. Тьфу. Тьфу.
Отталкиваю эту дуру, отбираю статуэтку.
- Ты же знаешь.
- Прости, - она так хлопает глазами, что невозможно не послушаться. Но статуэтку я прячу.
- Беги.
- Ну и дура.

@темы: фем/юри, ориджинал, PG

---

Королева Инна

- Да и вообще, держись от нее подальше. Она та еще ведьма, Лерку из третьего отдела до истерики довела на прошлой неделе.
Знакомьтесь - Юра, мой молчел. Нытик, неудачник, бухгалтер. Учится и работает, но это сильно сказано - торчит целыми днями в клубах, а работает за него штат секретуток. У Юры есть машина и квартира. Поэтому я с ним живу. Я - Надя, приятно познакомиться. Я закончила школу с золотой медалью, но поступить смогла только в сраный городской институт, в котором нет ни одной незнакомой рожи. Учусь на экономиста. Живу, как было сказано выше, с Юрой.
Сегодня Юра, дабы прослыть занятым юношей и наконец отвязаться от престарелых бухгалтерш, привел меня на новогодний корпоративчик. Все уже слегка пьяненькие, а я со своей язвой желудка сижу и пью сок. И Юрчик жужжит мне на ушко про главбуха, Инну Дмитриевну. Которая в свои сорок семь для Юрика уже страшная старуха, у которой морщины все лицо избороздили, как впадины - дно океана, которая... Ну, Юрик умеет красиво рассказывать. А я все жду эту Инну Дмитриевну, потому что мне интересно. Потому что Юрик - отвратительная пидорасина, язык у него как помело, а женщин он совсем не уважает. Потому что Инна Дмитриевна по его рассказам - или исходя из них и его ненависти к женщинам за сорок - должна быть просто шикарной теткой. Веселой, ехидной и вообще - как я люблю, чтобы поболтать было о чем.
А люди вокруг пьянеют, и Юрик - вместе с ними. Он уже противно икает и ржет над тупыми шутками местного программиста, а еще изредка добавляет: "Как хорошо, что у этой ведьмы помело сломалось!"
А я жду, хотя хочется встать и уйти, вылив остатки сока на голову этому пьяному-в-жопу-засранцу. Потому что вокруг меня Содом местного разлива - тетки прыгают на сцене, задирая юбки, а мужики, налакавшись, им аплодируют. Село и люди. Все так гадко, что огнетушитель сам просится в руки. Облить всех и уйти. Шикарно, я считаю.
Но мне хочется посмотреть на Инну. Потому что "классная девчонка Нинка из второго отдела" одета как не очень дорогая работница Ярославского шоссе, а "клевая тетка Аля с третьего этажа" трясет огромными сиськами над столом, громко хохоча над какой-то пошлостью. И я знаю, что Юрка никогда не прощает женщинам настоящей крутости. Значит, Инна на самом деле - крутая.
Она заходит в обшарпанный ресторан так, как могла бы королева заходить в тронный зал. Для сорока семи - хотя ей не дашь и тридцати пяти - у нее просто невозможно стройные ноги. И платье - ниже колена, прямое, черное - подчеркивает то, что нужно подчеркнуть. Я в первую же секунду задаюсь вопросом, что такая женщина делает в нашем Мухосранске. А потом, после получаса гляделок, могу думать только о том, что она, наверное, пахнет еще дороже, чем выглядит.
И Юрка, дрыхнущий мордой в салат, и все эти противные бухгалтеры напополам с шоферами и секретарями - на них плевать. Потому что Инна - Королева Инна - спокойно взирает на этот свинарник и улыбается. Ведьма, как Маргарита. Такая ведьма, что глаз не отвести. Такая, что подойти и, забыв про пьяных, глупых, не видящих такую красоту, пригласить на танец. Такая, что после совершенно глупого "Красивый цвет помады..." прижаться губами к губам и украсть немножко богатого цвета. Чтобы было что вспомнить.

@темы: фем/юри, ориджинал, G

---

Танк в ромашку

20 марта
Жека привела свою новую фифу. Мама все сюсюкала, делая вид, что фифа - просто подружка. Папа ушел к соседу. Я жду бурю.
Фифа ничего так, смешная. Девочка-девочка, Жека таких на самом деле не любит. Носик вздернутый, веснушки, кудри аж до пояса (!), юбка по колено. Колечки, маникюр, глазки накрашены. Жека совсем пацаном кажется. Мама, кажется, разочарована тем, что старшая дочь у нее такая нелепая. Фифу зовут Настя, кстати.

28 марта
Сегодня Жека с Настей опять пришли. Я долго на сестру пялилась, понять не могла, что с ней. А оказалось - глаза подвела. И Настя маме рассказывает как раз, как силой заставляла мою дзюдоистку-сестрицу накраситься.
Блин, оборжаться. Жека глаза трет постоянно, уже на панду похожа. Настя дуется. Мама рада, что в этот раз фифа как-то хорошо действует на наш маленький танк Жек-91.

3 апреля
Похоже на запоздалую шутку. Жека! В юбке!
Епт, я думала, у нее ноги должны быть как столбы и все в волосах... А ноги, блин, как у модели, и Настя Жеку еще автозагаром помазала.
Мама чуть не светится. На Жеку смотреть страшно - чужая какая-то, не моя сестра. Вроде и красивая, и даже на девушку похожа стала... Но Настя эта мне не нравится уже.
За Жеку стыдно как-то.

10 апреля
Настя одна пришла. Маме жалуется.
Жека, в общем, ее отшила. Сказала, что найух ей такая забота не нужна. Я вот считаю, что сестра правильно поступила.
А мама пойдет разбираться. Жеку жалко. Наш маленький танк могут сломать.

11 апреля
Бляяя...
Жека налысо побрилась.
Настя ревет в один голос с маман. Жека с отцом курит на кухне.
А я за сестру рада. Не дает себя сломать какой-то фифе.

12 апреля
С днем космонавтики, епт.
Эти дуры такие смешные. Пришли, маман до чертиков напугали. Обе бритые, обе счастливые.
Даже завидую Жеке немного.

@темы: фем/юри, ориджинал, G

---

Люси

1.
- Здравствуй, дорогая. Меня зовут Анна. Расскажи, почему ты здесь.
- Я? Меня привела сюда эта женщина.
- Женщина?.. Ты про свою мать?
- Она мне не мать.
- Оу, Люси, зачем ты так говоришь...
- Эта женщина мне не мать! Она от меня отказалась, когда я ей призналась, что...
- Не молчи, Люси, договаривай...
- Нет.
- Люси...
- Отвали, сука.
- Люси!
- Выключи эту дрянь, меня раздражает мигание.

2.
- Люси, я рада, что ты вернулась.
- Меня привели.
- Но я все равно рада твоему возвращению. Люси, садись поудобнее... Вот так. Закрой глаза, расслабься...
- Я так усну, учтите.
- Ничего страшного. Отдохнешь...
- Я и так целыми днями сплю.
- Это полезно, Люси. В твоем состоянии тебе полезно много спать, отдыхать... Не напрягаться.
- Но я постоянно напрягаюсь. Эта женщина...
- Твоя мама?
- Это женщина меня напрягает. Знаете, я сижу в своей комнате и, например, рисую, а она заходит и начинает критиковать мои рисунки. Если бы она отдала меня в художественную школу, когда я просила, то я бы рисовала хорошо... Мне все говорят, что у меня талант. И Надин говорила...
- Надин? Это твоя подруга?
- Подруга? Лучшая.
- Хорошо, что у тебя есть подруга...
- Ее больше нет.
- Прости.
- Почему вы просите прощения? Ее убила та женщина, с которой я живу.
- Убила?..
- Знаете, я так утомилась... Я пойду домой.
- Люси, подожди...
- Нет, я вам ничего не расскажу.

3.
- Люси, здравствуй...
- Привет.
- Сегодня чудесная погода, не находишь?
- Да, дождь просто очарователен. И эти тучи... Очень, конечно.
- Прости, я хотела создать непринужденную атмосферу.
- Хреново получилось. Ты такая молодая, ты только-только отучилась и сейчас работаешь с такими как я?
- С какими такими?
- Ну, тихими. Мне даже ничего вкалывать не надо.
- Нет, мы вообще не работаем с буйными...
- А. Я лягу, можно?
- Конечно.
- Знаете, я решила вам кое-что рассказать. Просто чтобы бабушка не зря платила вам деньги. Я люблю бабушку, она меня понимает. И когда та женщина... меня предала, я пошла к бабушке. Мы играли дни напролет в покер, я почти забыла о предательстве, а потом эта женщина ворвалась в бабушкин дом и забрала меня к себе. В тесную-тесную комнату, похожую на клетку. Я сидела у окна и плакала, пока однажды ветки старого дуба не затрещали и из листвы не вынырнула лисья мордашка Надин. Она пришла за мной. Несколько ночей она подпиливала прутья решетки на моем окне, а потом та женщина вызвала полицию.
- И что стало с Надин?
- Она мертва.
- Но...
- Сорвалась вниз. Знаете, это всего лишь второй этаж, но она упала на ограду. Я ненавидела эту ограду. Когда мне было шесть, я перелезала через нее к соседскому мальчишке и порвала джинсы. Эти острые набалдашники, они будто острия копий.
- Люси...
- Надин, почему ты такая глупая, почему ты не потерпела хоть немного? Она хотела отправить меня во Францию, я бы сбежала из аэропорта! Надин!
- Люси, тише, тише... Не плачь, Люси... Кристиан, принеси успокоительное!

4.
- Люси, как ты?
- Неплохо. Она сегодня сожгла мои рисунки.
- Почему?
- На них слишком много тебя...
- Меня? Люси, но зачем ты рисуешь меня?
- Глупышка Надин, я тебя люблю.
- Н-н... Люси, я тоже тебя люблю.
- Как с тобой хорошо... Но почему в этом кабинете так темно? Открой окно, я хочу услышать, как поют маленькие кастрированные хористы.
- Хористы? А... Знаешь, хор распустили. На лето... Они вернутся осенью.
- Как жаль... Но ничего. Надин, спой мне?..
- Я... сегодня не в голосе. Люси, расскажи мне немного о своей ма... о той женщине.
- О, да что рассказывать. У нее хронический недотрах, поэтому она так злится. Но зато сегодня сама отвезла меня сюда. Делает вид, что не знает...
- Как забавно... Люси, приляг.
- Надин, какая ты все-таки! Я не хочу сегодня...
- Нет, просто приляг. Отдохни... Ты выглядишь такой усталой.
- Да? Наверное... В моей комнате очень душно.
- Засыпай, Люси...

5.
- Надин!
- Люси? Люси, боже... Зачем?
- Ты же любишь розы.
- Но я так... смущена...
- Теперь поняла, каково мне было, когда ты подарила мне букет в два раза больше этого?
- Поняла и раскаялась, малышка.
- Врушка, я все вижу по твоим глазам! Ты ни капельки не раскаялась!
- Завтра я подарю тебе нечто большее, чем букет.
- Спасибо...
- Еще рано благодарить.

6.
- Вы - мать Люси?
- Да... А вы?..
- Я Надин, ее психолог.
- Господи, если бы я знала, что вас так зовут... Кхм, простите, с этим именем у моей дочери связано много воспоминаний.
- Я знаю. Я все знаю, убийца.
- Что?! Да как вы...
- Позволь своей дочери переехать ко мне, и несчастный случай останется несчастным случаем.
- Это шантаж!
- Называй как хочешь. Для меня это любовь.

@темы: фем/юри, ориджинал, G

---

Коровка

Она почувствовала привычное уже прикосновение к запястью и сама протянула руку. Чего зря мучиться. Анюта, Аннушка, Анечка усмехнулась.
- Коровка моя, телочка послушная.
Лена вжала голову в плечи. Это все тоже было привычно.
- А вдруг зайдут? - и это привычно, Лена просто не умеет забывать об осторожности.
- Увидят, что ты моя, - Анюта, всеобщая любимица, в меру послушная для учителей и в меру дерзкая для одноклассников, приобняла свою коровку за плечи и звонко чмокнула ее в ухо. Лена отшатнулась.
- В ухе звенит, - пожаловалась она.
- Ничего, - Аня махнула рукой и прижала девчушку к двери. Лена сжалась, свела колени, но юбка, подол которой был обрезан по приказу Ани, все равно почти ничего не прикрывала.
- Брила вчера? - Анюта деловито задрала юбчонку и оттянула вниз детские хлопковые трусики. - Не брила, шваль.
Лена тихо взвизгнула от ощутимого шлепка.
- Корова, почему не бреешь? - прошипела Аня, сжав в кулаке кончик нелепой Лениной косички.
- Н-ну зачем... - пролепетала Лена и закусила губу, чтобы не разреветься.
- А затем. Сегодня со мной поедешь. Туда, - Аня многозначительно усмехнулась и сдернула с Лены трусы до самых колен.
Лена, ошарашенная, даже не пикнула. Туда - это, значит, в клуб. Где все по-взрослому. Где можно будет выпить, покурить и попробовать что-нибудь... эдакое.
- Мокрая, шлюха, - недовольно поморщилась Аня и шлепнула девчушку по полноватому бедру. Лена шмыгнула носом.
- Н-ну...
- Что, хочешь меня? - Аня игриво приподняла подол своей юбки, нормальной, соответствовавшей школьным правилам.
Лена, подумав опять про клуб, кивнула, а Аня рассмеялась.
- Ну давай. Сделай мне хорошо.
Лена послушно, сдерживая слезы, опустилась на колени, и даже скрип двери ее не остановил. Аня иногда предупреждала своих подружек, чем будет заниматься на перемене, и те приходили посмотреть.
Туда, туда, в клуб, вечером она поедет в клуб, познакомится с тем красавцем, с которым фотографировалась Анюта, выпьет немного и, может, лишится девственности.
И даже когда визжащая от ужаса историчка тащит их с Аней к директрисе, Лена все равно думает про клуб, про парней, про легкие наркотики. А Аня высокомерно фыркает и что-то говорит про взбесившуюся Коровкину, которая на нее набросилась с признаниями в любви.

@темы: фем/юри, ориджинал, R

---

Мити печет шарлотку

В коридоре пахло корицей и тестом. И еще немножко яблоками.
- Мити-и-и, пусти меня! - Зоня рвался на кухню, потому что чуял, что скоро там что-то случится. С его великолепной чистой кухней!
- Я готовлю сюрприз! - радостно отозвался Мити, выглянув из-за двери. - Не мешай, лисенок.
Зоня горестно вздохнул и сел под дверью. Если Мити на что-то решался, отговорить его было сложно - нужно было ждать, пока пройдет само.
С кухни раздался душераздирающий звон.
- Моя кухня! - патетично воскликнул Зоня.
- Она общая, - пропыхтел Мити. От него подозрительно пахло горелым.
- Что ты сжег, хулиган? - насупился лисенок.
- Ню... - Мити невинно похлопал глазами. - Ты ведь все равно не носил тот фартук.
- Его мне подарили! - возмутился Зоня, пытаясь протиснуться на кухню мимо котенка. Котенок насупился, но Зоня уже доставал из духовки что-то черное-пречерное и слабо пахнущее корицей.
- Это все из-за тебя, - буркнул расстроенный котенок. - Ты меня отвлек своей болтовней.
Лисенок осторожно потюкал черный комочек, оказавшийся сгоревшей шарлоткой.
- Иди-ка ты... в магазин, поваренок.
Мити, скорчив рожицу, уселся на стол.
- Сам иди, вредитель. Я тут старался, а ты! Ты мне меша-а-ал!
А пока Зоня ходил в магазин за невкусной магазинной шарлоткой, Мити решил быстренько приготовить блинчики... Но это совсем другая история.

@темы: джен/редкость, michifarm, ориджинал, G

---

Мити на диете

Мити грыз морковку. Зоня нервно косился на Мити и хрустел чипсами. Так и сидели: в телевизоре Картман которую серию своеобразно признавался Кайлу в любви, Зоня получал удовольствие от вкусной и нездоровой пищи, а Мити грыз морковку. Долго грыз, а она все не грызлась и оставалась такой же большой и морковно-рыжей. Морковка грызлась с совсем не морковным хрустом, а Мити сидел с подозрительно довольной мордой и шевелил ушками. И чипсы заканчивались в два раза быстрее обычного.
- Так, - строго сказал Зоня, поймав Мити за лапу. - Что за безобразие?
Мити посмотрел на Зоню кристально чистыми глазами и невинно улыбнулся. Лапки были чистыми и чипсами не пахли. А хвостотентакля ползла за очередной порцией вкусной и нездоровой пищи...

@темы: джен/редкость, michifarm, ориджинал, G

---

Мити трусишка

Фильм выбирал сам Мити. Потому что забыл, какой он трусишка. И теперь сидел, прижавшись к боку Зони и дрожа хвостом.
- Вы-ы-ыключи, - жалобно пискнул котенок, но Зоня только фыркнул.
- Разве это страшно? По-моему, очень даже весело.
И потянулся к шее Мити, чтобы шутливо куснуть. Мити запищал и вжал голову в плечи. Лисенок надулся.
- Ты что, меня боишься? - и оскалился, нахмурившись.
Мити задрожал губами и медленно покачал головой.
- Н-н-нет... Сов-в-всем...
Жалобно всхлипнув, он подставил шею и зажмурился, дрожащие ушки прижались к голове.
- Ну ты дурак, - пробурчал Зоня и включил мультики.

@темы: джен/редкость, michifarm, ориджинал, G

---

Апельсиновое

Ёсинори скучал. Судзумура-сэмпай опаздывал, в студии хозяйничали Мияно-сэмпай и Мацукадзэ-сэмпай, а невкусный кофе в бумажном стаканчике даже руки не грел. Ёсинори покосился на работающий во всю кондиционер и поежился. Было холодно, очень холодно, а еще хотелось спать, потому что Ёсинори всю ночь смотрел первые отрисованные серии и придирчиво вслушивался в свой голос. Ему постоянно казалось, что он отстает от сэмпая, когда они говорят хором.
- Ёсими-кун, ня, - рассмеялся сэмпай и бросил Ёсинори на колени шоколадный батончик.
- Н... Добрый день, сэмпай, - улыбнулся Фудзита, вскрывая шуршащую упаковку.
Сэмпай бухнулся в соседнее кресло и кивнул в сторону студии:
- Милорд развлекается с сэмпаем, Каору?
Ёсинори чуть натянуто улыбнулся в ответ. Его довольно сильно смущали яойные намеки, но сэмпаи этого будто не замечали, даже как-то активнее шутили в его присутствии.
- Судзумура-сан, Фудзита-сан, заходите, - улыбнулась ассистентка звукорежиссера, открывая дверь. Сэмпай радостно поскакал в студию, Ёсинори вяло поплелся за ним. Сейчас ему не только синхронизация не далась бы, но даже просто продолжение шутки с той же интонацией.
Нацепив наушники, Ёсинори поднял сонный взгляд на сэмпая и невольно улыбнулся - тот сиял и был готов к долгой и продуктивной работе. Ёсинори искренне восхищался им, восхищался всеми сэмпаями. Они были такими опытными, так хорошо играли тонами и интонациями...
- Каору, не молчи, - выдохнул Судзумура-сэмпай с таким видом, будто повторил имя уже раза три. Ёсинори, очнувшись, покраснел от смущения и невнятно выдавил:
- Х-хикару...
Звукорежиссер пригрозил Ёсинори кулаком, а сэмпай, будто и не заметив неловкости, продолжил, добавив от себя пару слов, явно адресованных кохаю.
- Каору, не волнуйся... Это ведь так естественно...
Ёсинори спрятал пылающие щеки за листом с текстом и помахал звукорежиссеру, чтобы тот прекратил записывать. Пробормотав что-то насчет больного горла, Ёсинори выскочил из студии и плюхнулся в кресло. Играть пусть и притворяющегося, но все равно яойного персонажа было сложно.
- Ёсими-кун, - Судзумура-сэмпай нависал над ним и обеспокоенно хмурился, - у тебя на самом деле болит горло?
Ёсинори только с несчастным видом помотал головой, но сэмпай облегченно улыбнулся и потрепал его по голове.
- А смущение со временем пройдет. Ты знаешь, что наши мальчики спят в одной постели? - жизнерадостно спросил сэмпай.
Ёсинори потер красную щеку и, состроив недовольную гримаску, проворчал что-то себе под нос. Сэмпай сел рядом и задумчиво вздохнул. Молчание, разбавленное гудением кондиционера и приглушенным дверью студии голосом Мияно-сэмпая, укутало Ёсинори и потянуло в сон. Засыпая, Ёсинори подумал, что нужно будет о чем-то попросить сэмпая. Но о чем именно - додумать не успел.
***
Ёсинори проснулся в мягком кресле и сонно улыбнулся. Ему снилось что-то очень хорошее, солнечно-теплое, пахнущее апельсинами, и ощущение тепла еще не оставило его. Впрочем, как и апельсиновый запах. Повертев головой, Ёсинори увидел в соседнем кресле Судзумуру-сэмпая, чистящего апельсин, и себя, укрытого его темно-рыжей курткой. Посопев, он робко позвал сэмпая и уставился на протягиваемую апельсиновую дольку.
- А... Н-нет, спасибо... - Ёсинори смущенно улыбнулся и посмотрел на дверь студии. Дверь была плотно закрыта, в коридоре стояла почти полная тишина. И кондиционер не работал.
- Все уже ушли, - улыбнулся сэмпай и отправил в рот дольку апельсина. - Тебя домой подвезти?
Ёсинори медленно выпутался из куртки, пытаясь вникнуть в слова сэмпая. Ушли...
- А почему вы меня не разбудили? - моргнул Ёсинори, отдавая куртку сэмпаю. Тот пожал плечами, обезоруживающе улыбаясь.
- Ты так мило спал...
Ёсинори вспыхнул и снова посмотрел на дверь студии. Неожиданно он вспомнил, о чем хотел попросить сэмпая, но, наверное, уже поздний вечер, а сэмпай и так из-за него задержался...
- Пойдем, я тебя отвезу, Ёсими-кун, - сэмпай поднялся и натянул куртку. Ёсинори вскочил и и побежал за широко шагающим сэмпаем. Снова стало холодно, хотелось зябко поежиться и вернуть волшебное солнечное тепло, пришедшее во сне.
В машине сэмпая тоже пахло апельсинами, но какими-то конфетными. Ёсинори рассеянно слушал музыку и только на третьей песне понял, что это все поет сэмпай. Бледно улыбнувшись, он прислушался, но сэмпай почти сразу переключил на радио.
- Если хочешь, я помогу тебе с Каору, - улыбнулся он, делая музыку тише. Ёсинори часто заморгал, потом вдруг вспомнил, что в CD-дораме его персонажа озвучивал сэмпай. Помедлив, он кивнул и застенчиво улыбнулся.
- Могу дать тебе наши с Соитиро-куном записи, - задумчиво вздохнул сэмпай. Ёсинори неожиданно почувствовал, как что-то кольнуло в животе. Соитиро-кун... Работая вместе, сейю волей-неволей начинают больше общаться, особенно если озвучивают неразлучных персонажей. Но Ёсинори пока не чувствовал никакого сближения, а при упоминании бывшего партнера сэмпая, кажется, испытал что-то сродни ревности. Вяло улыбнувшись, он кивнул снова и уставился на свои колени.
- Тогда... заедем ко мне? - сэмпай не заметил возникшего напряжения и все так же улыбался. Ёсинори, сложив руки на коленях и сцепив пальцы в замок, кивнул в который уже раз и посмотрел в окно. Дома все равно никто не ждал...
***
Чай у сэмпая тоже оказался апельсиновый. Ну, или просто пах апельсином, но был очень вкусным и дарил ощущение уюта и нужности. Потому что мало кто заваривал чай специально чтобы согреть окоченевшего Ёсинори.
- Не стесняйся, - солнечно улыбнулся сэмпай, и Ёсинори почесал порозовевший от смущения кончик носа. Кто бы мог подумать, что можно промокнуть насквозь, пробежав всего несколько метров под дождем от машины до подъезда. Подвернув рукава халата, Ёсинори пошевелил пальцами босых ног и посмотрел на диск. Каору, говорящий голосом сэмпая, - что может быть страннее?
- Мне будет казаться, что это Хикару, - вздохнул Ёсинори.
- У него интонации совсем другие, - зевнул сэмпай. Ёсинори, быстро допив остатки чая, вскочил и придержал грозящий распахнуться халат.
- Я пойду, сэмпай, мне пора...
- Куда? - удивление в голосе сэмпая было абсолютно искренним. - Там дождь и холодно... Я постелю тебе, завтра на работу вместе поедем.
Ёсинори покраснел пятнами, перебирая в уме отговорки. Пижамы нет, зубной щетки нет, полотенца, зубной пасты, шампуня... Но сэмпай уже гремел диваном в гостиной.
- Ёсими-кун, дать тебе пижаму? - сэмпай прошел мимо кухни с подушкой в руках. Ёсинори часто заморгал, едва сдержавшись, чтобы не спросить, в чем собирается спать сам сэмпай. Конечно, у него несколько пижам, возможно, даже есть специально для гостей, и вообще, сэмпай человек взрослый и может спать без пижамы.
- Н-ну... - невнятно промычал Ёсинори, внезапно сильно покраснев.
- Я положил на постель, если захочешь - наденешь.
Сэмпай совсем не был похож на холостяка. В квартире было очень чисто, в холодильнике не было пива, зато у сэмпая был запас пижам для гостей и коллекция чаев. Ёсинори было неуютно при мысли, что сейчас в квартиру ворвется девушка сэмпая, а он тут в одном халате пьет чай и краснеет.
- Спокойной ночи, Ёсими-кун, - сэмпай потрепал его по голове и улыбнулся. - Если что-то понадобится, не стесняйся, я поздно засыпаю.
Ёсинори растерянно кивнул и неуверенно улыбнулся. Он впервые оставался ночевать в чужой квартире.
- Спокойной ночи... С-сэмпай.
- Зови меня Кенити, - отозвался сэмпай уже из своей комнаты. Ёсинори, мотнув головой, уткнулся носом в чашку.
***
Ёсинори плохо спалось вне своей квартиры, даже у родителей он старался не оставаться ночевать. Поэтому он не спешил ложиться спать: сначала еще с полчаса просидел на кухне в компании пустой чашки, потом долго играл с телефоном, немного послушал музыку и пожевал наушники, изучил коллекцию чаев сэмпая, но так и не решился заварить ни один. Из спальни слышен был удивительно уютный стрекот клавиатуры, в окна бились бездомные капельки дождя, а где-то в соседней квартире кто-то смотрел телевизор, и Ёсинори мог услышать голоса ведущих ночного шоу. Немного хотелось спать, а еще немного хотелось поговорить с сэмпаем о чем-нибудь, хотя бы о завтрашнем дне. И попить апельсиновый чай. Но спать - больше всего, и поэтому Ёсинори быстро переоделся в нежно-зеленую пижаму и закутался в одеяло. И только в постели он понял, что выспался еще в студии.
Потолок в неверном свете уличных фонарей казался рыжим, голоса ведущих затихли, и только дождь упрямо просился в дом. Сэмпай, наверное, уже лег спать.
- Хикару, - едва слышно вздохнул Ёсинори, пытаясь говорить голосом Каору.
- Братик, - шепнул кто-то так близко, что Ёсинори, вскрикнув, подскочил и поджал ноги.
Сэмпай рассмеялся, сверкнув в темноте глазами.
- Ёсими-кун, я думал, ты спишь.
У Ёсинори дрожали губы, и он никак не мог выговорить хоть что-нибудь. Нестерпимо хотелось выговорить какое-нибудь ругательство, но он их почти не знал.
- Прости, что напугал, - диван чуть прогнулся, когда сэмпай сел рядом. - Я думал, тебе снится Хикару.
Ёсинори почувствовал, что сэмпай едва сдерживает смех, и надулся.
- Я просто... тренировался, - буркнул он и натянул одеяло по самый нос. Босые ноги мгновенно начали замерзать, но возиться с одеялом при сэмпае не хотелось - слишком уж по-детски это выглядело бы.
- Хорошо получилось, - вздохнул сэмпай и потрепал Ёсинори по голове. - На самом деле хорошо.
Сэмпай, кажется, улыбался, а еще подсел немного ближе, и Ёсинори почувствовал его дыхание на щеке. Он замер, боясь даже вдохнуть.
- Каору, - выдохнул сэмпай на ухо, и Ёсинори чуть не подавился судорожным вдохом. Он внезапно очень хорошо понял, почему у его героя, по словам Хатори-сэнсэй, должен был дрожать голос.
- А? - губы Ёсинори дрогнули, когда он попытался улыбнуться. Сэмпай серьезно, даже немного строго смотрел ему в глаза, а потом осторожно, наверное, чтобы не спугнуть, коснулся губами губ.
Ёсинори подумал, что нужно отшатнуться, но только сжал в задрожавших пальцах одеяло и крепко зажмурился. От сэмпая сладко пахло мятой, и он просто легонько прихватывал губами губы Ёсинори, даже не касаясь его руками. Поэтому Ёсинори сам судорожно обхватил его за шею, неуклюже подергав сначала край одеяла.
Сэмпай медленно отстранился и виновато улыбнулся, и Ёсинори растерянно моргнул.
- Извини, я просто заработался, - вздохнул сэмпай, опустив голову. Ёсинори, грустно улыбнувшись, опустил руки.
- Жаль...
Сэмпай буквально прожег его взглядом. Он смотрел на него несколько долгих, очень долгих секунд, а потом светло улыбнулся.
- Жаль?
Ёсинори, натянув одеяло на голову, что-то утвердительно промычал и закусил губу. Было грустно.
А сэмпай порывисто прижал к себе одеяльный кокон и тихо рассмеялся.
- Каору, какой ты дурак... Каору... Ёсими-кун.
***
Звукорежиссер как-то странно смотрел на Ёсинори, когда тот с придыханием говорил свой текст. Слегка покраснев, Ёсинори вопросительно взглянул на сэмпая, и тот, фыркнув, протянул ему платок:
- Шоколада объелся, кровь носом идет...
- Ёсими-кун хорошо вжился в роль, - тихо фыркнула Маая-сан и прикрыла рот ладонью.
Аяка-тян звонко рассмеялась.
- Као-тян и Хика-тян такие милые, - прощебетала она и чмокнула вышедшего в коридор Ёсинори.
- Не путайте персонажей с людьми, - поднял палец Судзумура-сэмпай и как-то хитро улыбнулся. - Люди гораздо интереснее.

@темы: слэш/яой, ouran, PG, rps

---

Письмо

«Отец.
Папа.
Папочка.
Я не знаю, как начать это письмо. Пытаясь задуматься, вспоминаю тебя - ручка выпадает из непослушных пальцев и летит на пол, а ладонь сама лезет в брюки. Мне самому противно до тошноты, и я боюсь, как отреагируешь ты.
Отец, я тебя люблю.
Не как отца.
Мне хочется это все зачеркнуть, сжечь бумагу, развеять пепел над водой или хотя бы высыпать в унитаз. Но я делал так бесчисленное количество раз, и пора просто написать. Потому что сказать я точно не смогу.
Папа. С шести лет не разрешал мне так себя называть, а когда прочтешь все это, думаю, не позволишь вообще носить твою фамилию. Мне станет только легче от этого, знай. Я смогу любить тебя как мужчину, а это и вполовину не так страшно, как любить родственника. Отца.
Мне страшно, потому что я не могу предугадать твою реакцию. Я лишь предполагаю, что ты вышвырнешь меня из дома, а в реальности все может быть хуже. Психиатрическая лечебница, учеба в другой стране. Невозможность видеть тебя. Это будет хуже убийства, папочка.
Я сейчас шепчу это слово и пьяно улыбаюсь. Повторяю на разные лады. Мне нравится стонать это слово, лаская себя. И сейчас мне почти не стыдно пачкать бумагу своими фантазиями. Я писал и больше, и грязнее... Мне нравится представлять твои руки, придумывать ласковые взгляды и нежные прикосновения. И описывать, описывать словами, чтобы потом перечитывать и представлять снова и снова... Как ты гладишь меня, обнимаешь, шепчешь мое имя, целуешь всего, от макушки до пяток. И ласково улыбаешься.
Иногда я ненавижу тебя. Иногда - каждое утро, когда ты смотришь на меня как на своего подчиненного и сухо требуешь быть лучшим из лучших, быть достойным тебя. Ненавижу, потому что я стараюсь быть лучшим и без приказов. Чтобы ты счастливо улыбнулся и гордо сказал: "Это мой сын". Но сейчас, с каждым новым словом, я теряю всякую возможность даже мечтать об этом. И мне кажется, что я падаю куда-то, тону в собственной крови, в нашей крови. И моя - наша - плоть сама пожирает себя. Потому что инцест противен человеческой природе.
И пока я схожу с ума, медленно сгораю от неизлечимой болезни, ты - с высоты прожитых лет - презираешь меня, глупого и самонадеянного. Стремящегося стать равным тебе. И когда я думаю об этом, я снова ненавижу тебя. И тогда фантазии приходят совсем другие... Мне хочется видеть тебя в инвалидном кресле, хочется ухаживать за тобой. И дарить ласку. Я представляю себе в мельчайших подробностях плед на твоих коленях, твои руки с аккуратными ногтями, потом - расстегнутую молнию брюк, твой член, мускусный запах, врывающийся в ноздри. Сейчас я жадно облизываю пальцы, и у меня дрожат колени. Хочу нестерпимо.
Однажды Суо заметил мое возбуждение и подумал, что это его вина. И он помог мне на какое-то время освободиться от тугого комка в паху. Папа, я представлял на его месте тебя. Я не мог потом смотреть на тебя, но то, что подарил мне Суо, было гораздо лучше ночных фантазий под одеялом.
А бывает, что я думаю: инцест не так уж отвратителен. Я смотрю на близнецов Хитатиин, слежу, как они соприкасаются коленями под столиком, переплетают пальцы рук, улыбаются друг другу и понимают друг друга без слов. Я бы тоже мог понимать тебя, папа. Если бы ты позволил подойти чуть ближе... Но я и сам боюсь подходить, боюсь кончить от одного только твоего запаха, упасть и развести ноги при одном лишь взгляде. Боюсь и хочу-хочу-хочу.
Папа. Мне все равно, что ты сделаешь со мной, но прошу только об одном: не прогоняй далеко. Я умру, правда. Без тебя мне не будет нужды жить.»

Кёя скомкал лист бумаги и криво улыбнулся, поджигая его. Он писал подобные письма каждую ночь. Описывал, краснея, фантазии или просто писал множество раз имя отца. Сидел подолгу за столом и перечитывал письмо несколько раз. А потом сжигал бумагу. В вазе для фруктов. Щелкал зажигалкой, подносил дрожащий язычок пламени к белоснежному углу и любовался тем, как сгорают кусочки его давно сгнившей души. Бесполезная трата времени, сил, нервов, бумаги и чернил. Кёю немного трясло всякий раз при виде облизываемых пламенем слов. В такие моменты хотелось поджечь такой же белый угол простыни на постели отца и любоваться, как заживо сгорает тот, кто был для него недоступен.

@темы: слэш/яой, ouran, R

---

Девочка выросла

Весь день Тамаки чувствовал себя неуютно и порывался спрятаться за Кёю. Он чувствовал, что после летних каникул что-то изменилось, но не мог сообразить, что именно. Ему казалось, что кто-то прожигает его спину и то, что ниже, алчущим взглядом, но когда он оборачивался, то видел только свою дочурку. В конце концов Тамаки начал подозревать, что это все дело лапок Бэльзенева, а тут уж ничего поделать было нельзя. Наконец, когда Кёя позволил всем идти домой, Тамаки юркнул в раздевалку и спрятался в темный угол. Сегодня, после долгих каникул, они с Кёей снова смогут немного пошалить в раздевалке, и хотя кардинал сначала будет артачиться, Тамаки в любом случае ждет пара приятных часов...
Тамаки тихо охнул, когда вокруг него обвились теплые руки, а жаркое дыхание пощекотало ухо. Облизнувшись, он обернулся и мгновенно спал с лица. За его спиной, тяжело дыша, стояла Харухи.
- Сэмпай, - хрипло прошептала она. - Я соскучилась.
Тамаки икнул и попытался отпрянуть, но девушка неожиданно сильными руками прижала его к себе.
- Только не кричи, - рыкнула она и внезапно прижалась губами к губам Тамаки. Король округлил глаза и замычал, размахивая руками, за что получил оплеуху. - Ты что, меня не хочешь?
Харухи опасно щурилась и тяжело дышала. Тамаки неожиданно заметил, что у клубного ботаника появилась грудь, и ужаснулся. Что скажет Кёя, когда увидит это круглое безобразие второго размера?! А грудь неожиданно оголилась, и Тамаки поспешно закрыл глаза рукой. Несмотря на то, что он относился к девушкам с уважением, все эти... округлости вызывали у него рвотные позывы. Слишком уж колыхающимися они были. Даже небольшие.
Небольшие колыхающиеся округлости Харухи бесстыдно выставила напоказ и, крепко сжав руку сэмпая, заставила их потрогать. Едва рука коснулась ее, девушка сладко застонала, и Тамаки ужаснулся еще больше, потому что подумал, что Харухи плохо.
- Хорошо... - прохрипела дочурка и толкнула сэмпая на пол. Тамаки запутался в своих длинных ногах и затравленно уставился на Харухи.
- Ха-харухи, что случилось? - пролепетал он, медленно отползая.
Харухи эффектно кинула в Тамаки чулочек и томно прикрыла глаза.
- Во мне проснулась женщина! Ты ведь давно этого хотел, правда?
Тамаки побелел и тихо пискнул. Да, он хотел, чтобы в Харухи поскорее уже проснулась девушка, потому что его слегка смущало присутствие дочурки в раздевалке да и вообще в клубе. А вот девушка бы проснулась и увела Харухи от греха подальше...
Харухи тем временем взялась за пряжку ремня сэмпая и проурчала сексуальным по ее мнению голосом:
- Я уже мокренькая...
Тамаки дернул глазом и проблеял:
- Ма-а-ама! Мамочка! Кёя!!
- Мамочка тебе не поможет, - хрипло засмеялась Харухи, запуская руку в плавки Тамаки. Плавки были с медвежонком и очень нравились Кёе. Тамаки заверещал и задрыгал ногами.
- Нет-нет-нетнетнет, не трогай его!!
Харухи обиженно надула губки, но быстро озарилась и снова схватила Тамаки за руку.
- Ты хочешь погладить мою кошечку?
Тамаки истерично хихикнул и замотал головой, но его рука, управляемая Харухи, уже трогала сквозь повлажневший шелк трусиков... что-то. Тамаки показалось, что он сейчас упадет в обморок, потому что Харухи стянула трусики и предстала перед ним во всей красе. На лобке было выбрито его имя.
- Я подготовилась, - облизнулась Харухи и стянула с впавшего в прострацию Тамаки брюки. Тот неожиданно снова начал дергаться и голосить, и Харухи пришлось засунуть ему в рот кляп. Тамаки жутко округлил глаза и замычал, отползая, но Харухи наступила ему на грудь.
- Лежать! - гаркнула она.
- Ложись, - вдруг скомандовал кто-то невыносимо властным и сексуальным голосом. Каору, презрительно оглядев Тамаки и процедив что-то вроде "жалкий пидор", подхватил Харухи на руки и уложил на диванчик. Харухи удивленно моргала, забыв покраснеть и свести колени, и Каору устроился между ее раскинутых ног. Тамаки предпочел сбежать, пока непотребство не свершилось прямо на его глазах.

@темы: слэш/яой, ouran, гет/ужас, PG

---

Не рой яму

Клуб пришлось распустить. Это было не просто обидно - это было унизительно. Унизительно было выслушивать родителей, видеть ухмыляющегося братца. Постоянно натыкаться в школе на учениц, читающих эти... спец-выпуски. Клуб Свиданий. Ненавистный Клуб Свиданий. Журналы, с обложек которых улыбаются смазливые мальчики; сайт с зашкаливающим счетчиком посещаемости; мгновенно распродающиеся диски... Акира постепенно понял, что это заслуга не Суо-куна. Нет-нет, Клубом на самом деле управляет хитрый и беспринципный Отори. Подлый, безнравственный, низкий Отори! У такого скользкого человека обязательно должна быть мерзкая тайна... И Акира раскроет эту тайну, он опозорит Отори, отомстит ему.
Акира начал расследование с внимательного изучения досье Отори. Не найдя там ничего интересного, он принялся расспрашивать клиенток Клуба. Несмотря на то, что расспрашивал он осторожно, клиентки все равно от него шарахались как от больного, и это Акиру сильно злило. Он чуял, что клиентки что-то скрывают, но что - понять не мог.
Но однажды ему просто сказочно повезло. Нереально. Невозможно. Он спрятался в женском туалете и смог подслушать разговор клиенток Клуба. И от услышанного у него сначала поползли глаза на лоб, но Акира быстро сообразил, что это все вполне логично. Отори-кун был очень красив, почти по-женски, его окружала аура вседозволенности, он не беспокоился из-за наследства, потому что все равно был младшим - и поэтому он позволил себе небольшое развлечение. Акира бессильно заскрипел зубами - если бы он еще выпускал школьную газету, он бы просто напечатал это на первой полосе... Как бы чудесно смотрелась фотография Отори-куна в сочетании с подписью "Наследник Отори любит мальчиков". Но газеты больше не было, и поэтому Акира решил прибегнуть к шантажу.
Он назначил Отори встречу после уроков в своем бывшем кабинете. Пока что комнату использовали как склад для нераспроданных номеров, но вскоре должны были отдать Клубу любителей манги. Акира сидел за заваленным газетами столом и ждал.
Когда Отори вошел и поправил очки, Акира почувствовал себя немного неловко. Кольнуло где-то в животе, вспомнилось, как Отори сидел на стопке газет и поправлял очки, каждым словом прибивая уже бывшего президента журналистского клуба к полу.
- Комацудзава-кун? - спокойно поинтересовался Отори.
Акира чуть вздрогнул.
- М... Садитесь, Отори-кун.
Отори огляделся и насмешливо взглянул на Акиру. Да, действительно. Сесть было некуда. Акира поправил очки, неосознанно пародируя своего врага, и медленно, пока не очень уверенно начал говорить.
- Отори-кун, я хочу вам предложить сделку... Я знаю один ваш небольшой секрет и прекрасно понимаю, что у вас будут проблемы, если о нем узнает ваш отец.
Отори спокойно поправил очки, и стекла сверкнули в сумраке пыльного кабинета.
- И что же это за секрет? - равнодушно обронил он. Акира скрипнул зубами. Не этого он ждал, нет. Он ждал, что Отори запаникует и сразу начнет его умолять принять дорогие дары.
- М-м-м... Я знаю, что вас в субботу видели в простолюдинском кинотеатре с одним... юношей. И вы... м... - Акира вдруг покраснел, слегка теряясь, - И вы целовались.
Отори усмехнулся. Да, просто усмехнулся и снова поправил очки.
- И чего вы хотите, Комацудзава-кун?
Акира тяжело задышал. Все шло не по плану.
- Я хочу, чтобы... ваш клуб извинился передо мной и... Чтобы Клуб журналистики открыли заново! - Акира хлопнул ладонью по столу, раздувая ноздри.
- А у вас есть доказательства? - спросил Отори таким тоном, что у Акиры на голове зашевелились волосы. Доказательства. Фотографии, видеозапись, хотя бы подтверждение свидетелей. Ничего не было. Клиентки никогда не выдадут своего кумира. Все надежды расползались по швам, план был втоптан в землю. Ненавистный Отори усмехнулся.
- Комацудзава-кун... Если вам так важен ваш клуб... - начал он, с превосходством взглянув на униженного Акиру, - я могу вам помочь.
Акира вздрогнул, взглянув на Отори. Сейчас тот казался ему демоном, самим дьяволом, предлагающим сделку.
- Помочь? - осторожно прохрипел Акира.
Отори кивнул и благожелательно улыбнулся.
- Помочь. Не за просто так, конечно...
Акира напрягся, а когда услышал, что хочет от него Отори, побелел. Он молча замотал головой. Никакой клуб этого не стоил.
- Что ж... - Отори равнодушно пожал плечами. - Ваше право.
Акира проводил Отори испуганным взглядом и спрятал пылающее лицо за каким-то старым выпуском. Не стоил, на самом деле не стоил... Но... если клуб возродится, то отец пересмотрит свое решение... И Акира снова сможет претендовать на наследство...
- Отори-кун! - воскликнул Акира, выскакивая из кабинета. Отори ушел уже достаточно далеко, но услышал и приостановился. Он медленно обернулся и скривил губы в усмешке. Акира почувствовал, как в животе что-то сжимается. - Отори-кун... Я с-согласен.
Отори медленно подошел к нему и насмешливо сощурил глаза. Во взгляде явно читалось презрение. Акира опустил голову и поспешно вернулся в кабинет, Отори прошел за ним.
- Я н-никогда не... И... А... - Акира теребил галстук, не зная, что сказать. Отори спокойно снял пиджак.
- Я достаточно опытен в этом, не беспокойтесь.
Акира мучительно покраснел и дрогнувшей рукой снял очки. Все расплывалось перед глазами, а сердце билось где-то в горле. Он услышал, как вжикнула молния на брюках Отори, и сжался.
- А... М-может... Как-то иначе... - нервно проблеял Акира, близоруко щурясь.
Отори запер дверь кабинета, не слушая лепет неудачливого шантажиста, и усмехнулся.
- Я предпочитаю начинать с оральных ласк.
Акира покраснел пятнами и уставился на Отори как баран на мясника. Тот присел на край стола и усмехнулся.
- Приступайте.
На подгибающихся ногах Акира подошел к столу и неуклюже опустился на колени. Он неуверенно положил ладонь на пах Отори, прикрыл глаза. Осторожно он запустил руку в трусы Отори и, стараясь не думать о своих действиях, сжал пока еще вялый член. Где-то в темном углу подсознания шевельнулась обиженная мысль, что даже гей его не хочет. Хотя... если предложил, значит, хочет? Или это просто изощренная пытка?
Акира уставился на высвобожденный из трусов член и нервно икнул. Ему еще не приходилось видеть подобное так близко. Отори терпеливо ждал. Акира, зажмурившись, высунул кончик языка и попробовал лизнуть член, но сразу отпрянул.
- Я н-не могу. Н-не могу, это слишком для меня, я боюсь, - залепетал он и испуганно посмотрел на равнодушного Отори. Тот запустил пальцы в волосы Акиры, но, брезгливо поморщившись, вытер ладонь о его же пиджак.
- Я думал, вы смелый человек, раз решились шантажировать меня.
Акира задрожал. От тона Отори, от его взгляда кровь стыла в жилах.
- Я... - едва слышно выдавил Акира, - просто... Давайте б-без... ласк? Сразу?..
Отори усмехнулся.
- Тогда сделайте так, чтобы я вас захотел. Я ничего не имею против инициативы с вашей стороны.
Акира задохнулся и зажмурился. Отори просто издевался над ним! Акира уже было хотел вскочить и убежать, но вдруг вспомнил отца, его строгое лицо, злой голос. Нет, он должен был вернуть клуб любой ценой.
- Г-господин, - просипел Акира, глядя на Отори. Говорят, на извращенцев действует.
Отори усмехнулся:
- Больше чувственности.
Акира раздул ноздри и постарался говорить так же, как сами хосты разговаривали с клиентками. Получилось невнятное мычание, и Отори многозначительно выгнул бровь.
- За кого вы меня принимаете, Комацудзава-кун?
Акира отвел взгляд и принялся грызть ноготь. К своему стыду сам он немного возбудился , но попытался убедить себя, что это просто случайность. Наконец он не выдержал и решительно сжал член Отори в ладони. Можно ведь просто... парой хорошо знакомых движений... Акира поднял взгляд на абсолютно равнодушного Отори, затем взглянул на член. Тот слегка увеличился, и Акира, закусив губу, продолжил ласкать его. Отори выглядел так спокойно, будто Акира полировал ему ботинки.
После нескольких бесконечно долгих минут Отори отстранил его.
- Раздевайтесь.
Акира вздрогнул. Он надеялся, что все ограничится рукоблудием, что не придется... унижаться до такой степени. Напряженно посмотрев на Отори и напоровшись на препарирующий его взгляд, Акира стянул пиджак.
- Не тяните. Рубашку можете оставить, - хмыкнул Отори.
Акира, вяло кивнув, расстегнул брюки, и они упали к тощим щиколоткам. Зябко поежившись, Акира потянул за резинку трусов и нервно закусил губу. Он был сильно возбужден, дико стыдился этого и боялся, что Отори сейчас высмеет его. Но тот, будто не заметив смущения Акиры, слез со стола и скрестил руки на груди.
- Обопритесь на стол, - сухо велел он. Акира не выдержал и тихо всхлипнул, резко стягивая трусы и упираясь руками в столешницу. Отори изучающе оглядел его, чуть скривил губы.
- Подготовьте себя сами, я не хочу пачкать руки.
Акира даже сначала не понял, что Отори велел ему сделать. А потом решил притвориться, что не слышал. Но Отори прожигал его взглядом, и Акира, содрогнувшись от отвращения к самому себе, завел руку назад и нащупал пальцем... вход. Слегка надавив пальцем, он проник внутрь и сдавленно захрипел. Ему было приятно и гадко одновременно, ноги подкосились, Акира лег на стол грудью и уцепился второй рукой за его край. Он медленно двигал пальцем, постепенно теряя связь с реальностью. Вскоре, постанывая и двигая бедрами, он насаживался уже на три своих пальца, а Отори презрительно кривил губы.
- Достаточно, - усмехнулся он и подошел к Акире вплотную, положил одну ладонь ему на плечо, а вторую на бедро. Акира напрягся, почувствовав, как что-то твердое упирается в него. Он нервно сглотнул, ноги дрожали и едва держали его.
- Н-не надо, - сипло пролепетал Акира и, вскрикнув, попытался податься вперед. Член уже медленно проникал в него, и было больно, страшно, противно и - это было самое постыдное - приятно. Отори не стонал, не вскрикивал, даже дыхание оставалось все таким же ровным, а Акира мычал, впившись зубами в свою руку и зажмурившись. Перед глазами плясали разноцветные пятна, в ушах стучала кровь, и что-то тонко звенело в висках, заставляя выгибаться и подаваться Отори навстречу. Акира беспомощно стонал, по щекам текли слезы, он хватал ртом воздух и невнятно сипел. Он все чаще содрогался, пытаясь глубже насадиться на член, и невнятно вскрикивал. Ему казалось, что его хлещут по позвоночнику плетью, руки и ноги уже не слушались его, и Акиру сильно мутило. А потом все кончилось. Отори отошел от него, вытирая руки о выуженный из кармана платок, а Акира бессильно опустился на пол. Живот сводило, член чуть не звенел от возбуждения, голова противно кружилась. Акира громко всхлипнул и с ненавистью взглянул на вице-президента Клуба Свиданий. Тот обворожительно улыбнулся.
- Я поговорю с президентом-учредителем насчет Клуба журналистики, Комацудзава-кун.

@темы: слэш/яой, ouran, NC

---

Одержимость

Ненависть нахлынула на него удушливой темной волной. Сколько можно?! Почему опять в Его голосе столько нежности и беспокойства, адресованных такому... Такому недостойному! Разве этот вечно сонный идиот хоть раз подумал о сэнсэе с благодарностью или, более того, с восхищением?! Нет! Но почему тогда Величайший так улыбается, произнося это нелепое, вызывающее издевательский смех, имя? А потом с интонацией, от которой предательски сжимается сердце, добавляет: "Я помогу тебе добраться до цели..." Бэзил напрасно яростно шепчет про себя продолжение фразы, как-то раз оброненное учителем: "Чтобы ты потом помог мне." Напрасно, напрасно: несмотря на то, что интересы сэнсэя сводятся к уничтожению людей с помощью вечно улыбающегося недоразумения, его теплый голос, чуть звенящая от доброй усмешки интонация, сияние глаз цвета топаза — все это выдает нежное отношение к брату.
Обессилев от всепоглощающей ярости, Бэзил устало уперся лбом в безучастную серую скалу, которую только что избивал. Два столь разных чувства, обращенных к людям, которые имели одно лицо на двоих — это слишком много для психически неустойчивой души. Из груди вырвался болезненный стон, напоминающий своей пронзительностью вой раненого волка. Больно, больно, больно... Больно, потому что сэнсэй видит в нем лишь безмозглое, но верное и смертельно опасное оружие; потому что эти глупые девчонки Ханагами могут проводить с Величайшим сколь угодно много времени; потому что Опачо — о, как он её ненавидел! — носилась за учителем как верная собачка. Как хотелось Бэзилу стать верным псом учителя: спать, свернувшись в ногах, преданно смотреть в глаза своему господину, ни на шаг не отступать от него... Но он и так был максимально предан учителю, чем иногда даже вызывал его недовольное ворчание. И тогда сердце раба буквально рвалось на кровавые куски, вызывая желание избавиться от ненужного органа. Зачем жить, если господин недоволен? Ведь жизнь будет приносить лишь одни страдания... Но даже сейчас, когда Величайший пребывал в благодушном настроении, Бэзилу хотелось плакать. Особенно сейчас...

— Учитель хочет тебя видеть, — равнодушно бросил Люциус. Бэзил встрепенулся, сердце зашлось в предчувствии чего-то долгожданного. Может, господин... Нет, едва ли.
Учитель задумчиво глядел в пляшущее перед ним пламя костра. Бэзил внутренне содрогнулся: он не любил огонь, боялся его за необузданность и непокорность. Лишь учитель, по его мнению, имел право так вольно обращаться с пламенем, ибо он был единственным, кому удалось его покорить. В непроницаемо-черных глазах отблески костра выписывали причудливые рыжие узоры, умиравшие на долю секунды позже, чем их реальные собратья.
— Ты должен убить друзей моего непутевого братца, — произнес сэнсэй, не отрывая взгляд от дикой, первобытной пляски огня.
— Да, господин, — прошелестел Бэзил, поклонившись. Юноша едва подавил в себе желание почтительно поцеловать руку учителя. В последний раз Величайший едва не сжег его за это — он не терпел лишних прикосновений.
— С тобой пойдут Люциус и Билл.
— Хорошо, господин, — он склонился еще ниже, темно-серые волосы едва не коснулись пыльной, иссушенной беспощадным солнцем земли.
— И последнее, Бэзил. Если с головы Йо упадет хоть один волос — я лично сожгу тебя.
— О большей милости за ошибку я не мог и мечтать, господин, — еще чуть-чуть, и Бэзил бы, наверное, принялся целовать землю у ног учителя. Странное желание показать свою собачью преданность больно обожгло воспаленное сознание. Мазохизм? Возможно...

Глаза сверкнули, словно катана, которую достали из ножен.
— Учитель беспокоится за тебя, поэтому он приказал убрать твоих друзей. Они мешают тебе, — холодная усмешка. Бэзил мельком оглядел тот сброд, что гордо именовал себя шаманами, и взгляд его на мгновение задержался на бледном мальчишке с волосами совершенно дикого травянисто-зеленого цвета. Даже не на нем самом, а на его лихорадочно блестевших глазах. Такое знакомое выражение, для которого Бэзил не мог найти подходящего определения, которое терзало его самого уже много лет... От внезапного понимания близости его души с душой врага внутри него поднялась злоба. Нет ничего общего! Ничего!

Звуки битвы слились для него в один нескончаемый звон. Увернуться от атаки сумасшедшего китайца, напасть на собаку-северянина, ударить того глупого мальчишку, чей взгляд так разозлил его...
Неожиданно откуда-то со стороны раздался звук, сравнимый разве только с пением ангелов. Время будто замерло, пыль, поднятая бойцами, оседала на землю. На лицах всех было написано изумление. Неужели Господь решил остановить бессмысленную бойню и послал на землю одного из серафимов? Нет... Хоть эти люди называли себя посланниками Бога, но не имели к нему никакого отношения.
Всего доля секунды — но этого было достаточно. Бэзил потерял бдительность и поплатился за это...

@темы: джен/редкость, shaman king, PG

---

Зеркало

Когда-то давно, еще в другой жизни, мы с Каору играли в глупую простолюдинскую игру под названием "зеркало". Тогда в поместье было много детей, и, кажется, это был наш день рождения. Не помню, честно.
Помню только, что тогда мы еще не ходили в школу и относились к другим детям с вежливым пренебрежением, но без раздражения, которое появилось уже в средней школе. И у кого-то из детей была веселая, жизнерадостная нянечка, быстро заскучавшая на светском рауте, в который превратился детский, по сути дела, праздник. Эта странная женщина, лица которой я не запомнил, предложила всем нам сыграть в "очень забавную игру". Мы согласились.
Суть игры состояла в том, чтобы, разбившись на пары, в точности повторять все движения партнера. Стоит ли говорить, что я играл вместе с Каору? Но это было нашей ошибкой. Игра считалась забавной потому, что твои движения повторяет человек, не похожий на тебя. А мы с Каору... Но не думаю, что это надо объяснять.
Каору был прекрасным отражением. Сейчас, прожив с тех пор больше лет, чем мне было тогда, я нахожу такое повторение движений партнера очень... хм, интересным. Есть в этом что-то неправильно-привлекательное. А тогда я просто не задумывался, то резко поднимая руку, то склоняя голову набок. Почему-то я очень сильно хотел, чтобы он сбился, ошибся, но ничего такого не происходило. И тогда мне стало страшно. Страшно, потому что в глупую детскую голову полезли слишком взрослые и философские мысли. Нас не двое. Я один. А Каору — просто мое отражение, его на самом деле нет. И если я протяну руку — вот так — то встречу не ответное тепло его ладони, а холод посеребренного стекла. Я — один. Один. Абсолютно. И тут я встретил его взгляд. Он боялся, в точности как и я. Губы подрагивали, глаза наполнились слезами. Он заплакал. И я заплакал одновременно с ним.
С тех пор мы возненавидели зеркала...

Нас не различали. Никто и никогда, кроме нас самих, не мог понять, кто из нас я, а кто Каору. Да и то, я так до конца и не уверен в том, что именно я старший. А всем остальным просто было наплевать, как тем девицам из средней школы.
"Эй, Каору, она сказала, что ты тоже подойдешь!"
А мне всегда хотелось услышать от очередной девушки, что она влюблена не в фамилию и не в смазливое лицо, а именно в меня. Или в Каору, ведь он тоже заслуживает счастья.
А потом появилась Харухи. Непонятный человек с толпой скелетов в шкафу, по крайней мере сначала мы с братом думали именно так. А потом всё встало на свои места, всё стало правильным, несмотря на свою абсурдность: девушка, одетая парнем, обольщает наивных богатеньких дурочек, чтобы расплатиться за разбитую вазу. Бред.
Но она умела нас различать.
Именно поэтому я к ней потянулся, я просто искал человека, который бы воспринимал меня не как Хитачиина, а именно как Хикару. Когда появилась Харухи, я перестал ненавидеть зеркала. Мне больше не чудилось, что из-за стекла на меня смотрит Каору. Или что Каору на самом деле вовсе нет.
Спасибо, Харухи, что отделила нас друг от друга.

Сегодня милорд решил снова играть в простолюдинские игры. Мы не особо вслушивались, когда он оглашал список игр, но одновременно вздрогнули, услышав слово "зеркало". А потом посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись. Ведь мы больше не боялись зеркал.

@темы: ouran, джен/редкость, G

---

Спи, хорошая

Девочка моя, милая глупышка, тише-тише, выпей-ка. Знаю, что не хочешь, не любишь, но надо. Ну, давай, а то Маришка потом в тебя две порции зальет, ты же ее знаешь. Пей, моя хорошая, пей, родная. Вот, уже и кричать не хочется, да? Уже хочется головку на подушку опустить, кулачок под щечку подсунуть и крепко-крепко спать, моя радость, верно? Ну все, тише-тише, я рядом...
Ну что ты смотришь на меня, глупенькая? Что ты, что ты плачешь? Все хорошо ведь, девочка моя... Да, хорошо, и мама сегодня не приходила, тоже ведь праздник? Не приходила, не ругала, не звала домой, тише-тише, не плачь. Ти-и-ише, не плачь, родная. Ну, баю-бай, засыпай, большая ведь девочка.
Что ты меня за юбку ловишь, ну? У меня смена кончается, мне домой пора, меня Васька мой дожидается. Ох, дурочка, да Васька - это кот. Нет у меня жениха, глупая, да и что ты ревнуешь... Не брошу я тебя, маленькая моя. Не брошу... Смена кончается, Маришка идет, давай-ка скажем ей, что ты выпила это лекарство, а я его в раковину вылью? Знаю ведь, что не помогает. Вот, и улыбаешься уже, красавица моя, умница. Ну, взгляни-ка на меня, хорошая. Во-о-от, и глаза какие у тебя, и щечки... Женихи-то бегали, наверное, за тобой? Ох, да что ты плачешь опять? Тише-тише, малышка моя, дурешка, не реви, ты же взрослая...
Ох, да дура твоя мама, что ты ее слушаешь! Красавица, умница, все у тебя впереди еще, не права мама твоя. И муж будет, и детишки, и денег много получать будете, ты же умница - доучишься, устроишься. Не болей только, не плачь, маленькая моя. Не смотри так, у меня сердце слабое... Люблю, люблю тебя, и не спрашивай!
Ну, спишь? Спи, хорошая... Ты навещай меня, глупую, когда поправишься, хорошо?

@темы: фем/юри, джен/редкость, ориджинал, G