Библиотекарь имени себя без скобочек
ОдержимостьНенависть нахлынула на него удушливой темной волной. Сколько можно?! Почему опять в Его голосе столько нежности и беспокойства, адресованных такому... Такому недостойному! Разве этот вечно сонный идиот хоть раз подумал о сэнсэе с благодарностью или, более того, с восхищением?! Нет! Но почему тогда Величайший так улыбается, произнося это нелепое, вызывающее издевательский смех, имя? А потом с интонацией, от которой предательски сжимается сердце, добавляет: "Я помогу тебе добраться до цели..." Бэзил напрасно яростно шепчет про себя продолжение фразы, как-то раз оброненное учителем: "Чтобы ты потом помог мне." Напрасно, напрасно: несмотря на то, что интересы сэнсэя сводятся к уничтожению людей с помощью вечно улыбающегося недоразумения, его теплый голос, чуть звенящая от доброй усмешки интонация, сияние глаз цвета топаза — все это выдает нежное отношение к брату.
Обессилев от всепоглощающей ярости, Бэзил устало уперся лбом в безучастную серую скалу, которую только что избивал. Два столь разных чувства, обращенных к людям, которые имели одно лицо на двоих — это слишком много для психически неустойчивой души. Из груди вырвался болезненный стон, напоминающий своей пронзительностью вой раненого волка. Больно, больно, больно... Больно, потому что сэнсэй видит в нем лишь безмозглое, но верное и смертельно опасное оружие; потому что эти глупые девчонки Ханагами могут проводить с Величайшим сколь угодно много времени; потому что Опачо — о, как он её ненавидел! — носилась за учителем как верная собачка. Как хотелось Бэзилу стать верным псом учителя: спать, свернувшись в ногах, преданно смотреть в глаза своему господину, ни на шаг не отступать от него... Но он и так был максимально предан учителю, чем иногда даже вызывал его недовольное ворчание. И тогда сердце раба буквально рвалось на кровавые куски, вызывая желание избавиться от ненужного органа. Зачем жить, если господин недоволен? Ведь жизнь будет приносить лишь одни страдания... Но даже сейчас, когда Величайший пребывал в благодушном настроении, Бэзилу хотелось плакать. Особенно сейчас...
— Учитель хочет тебя видеть, — равнодушно бросил Люциус. Бэзил встрепенулся, сердце зашлось в предчувствии чего-то долгожданного. Может, господин... Нет, едва ли.
Учитель задумчиво глядел в пляшущее перед ним пламя костра. Бэзил внутренне содрогнулся: он не любил огонь, боялся его за необузданность и непокорность. Лишь учитель, по его мнению, имел право так вольно обращаться с пламенем, ибо он был единственным, кому удалось его покорить. В непроницаемо-черных глазах отблески костра выписывали причудливые рыжие узоры, умиравшие на долю секунды позже, чем их реальные собратья.
— Ты должен убить друзей моего непутевого братца, — произнес сэнсэй, не отрывая взгляд от дикой, первобытной пляски огня.
— Да, господин, — прошелестел Бэзил, поклонившись. Юноша едва подавил в себе желание почтительно поцеловать руку учителя. В последний раз Величайший едва не сжег его за это — он не терпел лишних прикосновений.
— С тобой пойдут Люциус и Билл.
— Хорошо, господин, — он склонился еще ниже, темно-серые волосы едва не коснулись пыльной, иссушенной беспощадным солнцем земли.
— И последнее, Бэзил. Если с головы Йо упадет хоть один волос — я лично сожгу тебя.
— О большей милости за ошибку я не мог и мечтать, господин, — еще чуть-чуть, и Бэзил бы, наверное, принялся целовать землю у ног учителя. Странное желание показать свою собачью преданность больно обожгло воспаленное сознание. Мазохизм? Возможно...
Глаза сверкнули, словно катана, которую достали из ножен.
— Учитель беспокоится за тебя, поэтому он приказал убрать твоих друзей. Они мешают тебе, — холодная усмешка. Бэзил мельком оглядел тот сброд, что гордо именовал себя шаманами, и взгляд его на мгновение задержался на бледном мальчишке с волосами совершенно дикого травянисто-зеленого цвета. Даже не на нем самом, а на его лихорадочно блестевших глазах. Такое знакомое выражение, для которого Бэзил не мог найти подходящего определения, которое терзало его самого уже много лет... От внезапного понимания близости его души с душой врага внутри него поднялась злоба. Нет ничего общего! Ничего!
Звуки битвы слились для него в один нескончаемый звон. Увернуться от атаки сумасшедшего китайца, напасть на собаку-северянина, ударить того глупого мальчишку, чей взгляд так разозлил его...
Неожиданно откуда-то со стороны раздался звук, сравнимый разве только с пением ангелов. Время будто замерло, пыль, поднятая бойцами, оседала на землю. На лицах всех было написано изумление. Неужели Господь решил остановить бессмысленную бойню и послал на землю одного из серафимов? Нет... Хоть эти люди называли себя посланниками Бога, но не имели к нему никакого отношения.
Всего доля секунды — но этого было достаточно. Бэзил потерял бдительность и поплатился за это...
Обессилев от всепоглощающей ярости, Бэзил устало уперся лбом в безучастную серую скалу, которую только что избивал. Два столь разных чувства, обращенных к людям, которые имели одно лицо на двоих — это слишком много для психически неустойчивой души. Из груди вырвался болезненный стон, напоминающий своей пронзительностью вой раненого волка. Больно, больно, больно... Больно, потому что сэнсэй видит в нем лишь безмозглое, но верное и смертельно опасное оружие; потому что эти глупые девчонки Ханагами могут проводить с Величайшим сколь угодно много времени; потому что Опачо — о, как он её ненавидел! — носилась за учителем как верная собачка. Как хотелось Бэзилу стать верным псом учителя: спать, свернувшись в ногах, преданно смотреть в глаза своему господину, ни на шаг не отступать от него... Но он и так был максимально предан учителю, чем иногда даже вызывал его недовольное ворчание. И тогда сердце раба буквально рвалось на кровавые куски, вызывая желание избавиться от ненужного органа. Зачем жить, если господин недоволен? Ведь жизнь будет приносить лишь одни страдания... Но даже сейчас, когда Величайший пребывал в благодушном настроении, Бэзилу хотелось плакать. Особенно сейчас...
— Учитель хочет тебя видеть, — равнодушно бросил Люциус. Бэзил встрепенулся, сердце зашлось в предчувствии чего-то долгожданного. Может, господин... Нет, едва ли.
Учитель задумчиво глядел в пляшущее перед ним пламя костра. Бэзил внутренне содрогнулся: он не любил огонь, боялся его за необузданность и непокорность. Лишь учитель, по его мнению, имел право так вольно обращаться с пламенем, ибо он был единственным, кому удалось его покорить. В непроницаемо-черных глазах отблески костра выписывали причудливые рыжие узоры, умиравшие на долю секунды позже, чем их реальные собратья.
— Ты должен убить друзей моего непутевого братца, — произнес сэнсэй, не отрывая взгляд от дикой, первобытной пляски огня.
— Да, господин, — прошелестел Бэзил, поклонившись. Юноша едва подавил в себе желание почтительно поцеловать руку учителя. В последний раз Величайший едва не сжег его за это — он не терпел лишних прикосновений.
— С тобой пойдут Люциус и Билл.
— Хорошо, господин, — он склонился еще ниже, темно-серые волосы едва не коснулись пыльной, иссушенной беспощадным солнцем земли.
— И последнее, Бэзил. Если с головы Йо упадет хоть один волос — я лично сожгу тебя.
— О большей милости за ошибку я не мог и мечтать, господин, — еще чуть-чуть, и Бэзил бы, наверное, принялся целовать землю у ног учителя. Странное желание показать свою собачью преданность больно обожгло воспаленное сознание. Мазохизм? Возможно...
Глаза сверкнули, словно катана, которую достали из ножен.
— Учитель беспокоится за тебя, поэтому он приказал убрать твоих друзей. Они мешают тебе, — холодная усмешка. Бэзил мельком оглядел тот сброд, что гордо именовал себя шаманами, и взгляд его на мгновение задержался на бледном мальчишке с волосами совершенно дикого травянисто-зеленого цвета. Даже не на нем самом, а на его лихорадочно блестевших глазах. Такое знакомое выражение, для которого Бэзил не мог найти подходящего определения, которое терзало его самого уже много лет... От внезапного понимания близости его души с душой врага внутри него поднялась злоба. Нет ничего общего! Ничего!
Звуки битвы слились для него в один нескончаемый звон. Увернуться от атаки сумасшедшего китайца, напасть на собаку-северянина, ударить того глупого мальчишку, чей взгляд так разозлил его...
Неожиданно откуда-то со стороны раздался звук, сравнимый разве только с пением ангелов. Время будто замерло, пыль, поднятая бойцами, оседала на землю. На лицах всех было написано изумление. Неужели Господь решил остановить бессмысленную бойню и послал на землю одного из серафимов? Нет... Хоть эти люди называли себя посланниками Бога, но не имели к нему никакого отношения.
Всего доля секунды — но этого было достаточно. Бэзил потерял бдительность и поплатился за это...
@темы: джен/редкость, shaman king, PG